Суворов: палач или спаситель?

Кем был Суворов для белорусов? Чьи интересы с оружием в руках защищал знаменитый русский полководец на белорусской земле? Каковы были взаимоотношения Суворова с населением Беларуси и Польши? Кто являлся истинным виновником крушения Речи Посполитой? Все эти вопросы выходят за рамки исторических исследований и носят политический характер…

«Ганьба сённяшняй уладзе, што імем карніка Суворава ў нашай краіне па-ранейшаму называюцца дзясяткі вуліц… Прыйдзе час, калі Касцюшка будзе афіцыйна лічыцца нашым нацыянальным героем» — такими словами писатель и историк В.Орлов приветствовал собравшихся на торжестве по случаю 264-й годовщины со дня рождения Тадеуша Костюшко в феврале этого года. Так кто же все-таки прав: наши отцы и деды, ставившие памятники и основавшие музей Александру Васильевичу Суворову в Республике Беларусь, или «демократическая общественность», считающая великого полководца, перед которым преклоняется весь мир, величайшим злодеем. По мнению «демократов», Суворов стал главным виновником крушения «Бацькаўшчыны» белорусов — Речи Посполитой, он якобы «уставил всю Беларусь виселицами» и «горами трупов завалил Польшу». Эти обвинения вызывают неприятие у другой части нашего населения, оценивающей роль Суворова в польских событиях в целом и значение его побед для белорусского народа в частности совершенно иначе.

От понимания сущности вопроса и нахождения консенсуса по нему во многом зависит согласие в обществе, наши взаимоотношения с соседями, и в первую очередь с Республикой Польша. Уже давно Беларусь и Польшу связывают самые дружеские соседские отношения. И как добрые друзья поляки должны понимать стремление белорусов к объективному знанию своего прошлого, ни в коем случае не перенося какие-либо исторические недоразумения в день сегодняшний.

Об отсутствии «кровавого следа суворовских войск» в Беларуси мы можем говорить с полной уверенностью. Во-первых, по мнению ученых Института истории НАН Беларуси, наука фактами кровавых злодеяний Суворова на белорусской земле не располагает. Во-вторых, Суворов находился на белорусской территории минимальное время. Так, в начале августа 1769 года он, будучи по воинскому чину бригадиром, получил приказ о выдвижении в Польшу. С двумя эскадронами драгун и Суздальским полком он спешно выступил в поход, а 21 августа в Варшаве уже получил распоряжение от генерал-поручика Веймарна на боевые действия. Выдвинувшись в район Бреста, он под Ореховом разгромил корпус братьев Пулавских, один из которых (Франц-Ксаверий) погиб в ходе боя. Дальнейшая служба Суворова вплоть до 1772 года связана с польским городом Люблином. Среди его блестящих викторий можно выделить победу над Мощинским под деревней Наводице, разгром отрядов Цалинского около местечка Рахов и Казимира Пулавского в Краснике и в Замостье, французско-польских войск Дюмурье и австрийских наемников под Ландскроном, гетмана ВКЛ Огинского в Столовичах, французов и поляков под руководством бригадира Шуази в Кракове.

1794 год генерал-аншеф Суворов встретил в должности командующего «в Екатеринославской губернии, Тавриде и во вновь приобретенной области». Но 7 августа 1794 года фельдмаршал Румянцев своим личным решением направил его в Польшу. Выступив из Немирова 14 августа, Суворов во главе корпуса 28 августа уже был в районе Ковеля, имея под своим начальством 12 тыс. человек. Разгромив отряды конфедератов в местечке Дивин и в Кобрине, он 6 и 8 сентября у Крупчицкого монастыря и около деревни Коршин нанес поражение одному из основных боевых соединений польских повстанцев — корпусу генерала Сераковского. Белорусский исследователь Е. Анищенко в результате архивных изысканий опубликовал доклад Сераковского по итогам сражения. Там отмечается следующее: «Неожиданно здесь неприятель атаковал кавалерию, часть которой смешалась, часть разбежалась. Регимент конной гвардии здесь же взялся организовать убегающих, но фузилеры из арьергарда бросились дальше. Батальоны стали бросать орудия и амуничные повозки и так быстро уезжать, что прежний порядок полностью рухнул».

Но не только малое пребывание и отсутствие документальных данных «о зверствах войск Суворова на белорусской земле» служат доказательством неправдоподобности мифов по отношению к великому полководцу. Через всю суворовскую «Науку побеждать» красной нитью проходит забота о простом солдате, его здоровье и душе. Таких же взглядов Суворов придерживался и во взаимоотношениях с местным населением и пленными. Поэтому еще во время сражения с Сераковским он послал курьера: «Помогать раненым полякам».

Гуманистическим началом пропитаны и распоряжения подчиненных Суворова. Очень характерным в этом отношении является приказ Потемкина (Павла Сергеевича — дальнего родственника знаменитого Григория Александровича Потемкина-Таврического. — Е. П.) о выполнении инструкций полководца: «… Строжайше рекомендую всем господам полковым и баталионным начальникам внушить и толковать нижним чинам и рядовым, чтобы нигде при переходе местечек, деревень и корчем ни малейшего разорения не делать… Пребывающих спокойно щадить и нимало не обидеть, дабы не ожесточить сердца народа и притом не заслужить порочного названия грабителей…». Из этого и других приказов ясно видно, что никаких карательных акций против мирного населения с ведома и тем более по приказу Суворова не было и не могло быть. Ни в одном документе нет и намека на какие-то виселицы или казни гражданского населения. Более того, известно, что в войсках Суворова очень жестко обходились с мародерами. Еще во время первой кампании в Польше, узнав о «шалостях» казаков, он предупредил: «Ежели впредь будут услышаны какие жалобы, то виновные жестоко будут штрафованы шпицрутенами».

В целом надо сказать, что отличительной чертой поведения солдат и офицеров Суворова как в Беларуси, так и непосредственно в Польше было товарищеское отношение к пленным и уважительное к местному населению. Повсеместно в зоне действий армии россияне соблюдали мораторий на смертную казнь, существовавший тогда в Российской империи, пытки ими не практиковались вообще, население бывших земель Речи Посполитой, присоединенных к Российскому государству после второго раздела в 1793 году, было освобождено от налогов на два года и т. д. Варшавский военный журнал в 1900–1901 годах опубликовал воспоминания жителей Кобрина, почерпнутые ими от предков — свидетелей пребывания Суворова на белорусской земле. Они рассказывали о многом. Нет только одного — виселиц и трупов. А из памяти народа невозможно вычеркнуть кровавые эпизоды истории, если таковые были на самом деле.

Ради сохранения истины надо отметить, что не все российские генералы соблюдали столь трепетное отношение к мирным гражданам. Факты мародерства и насилия, как на всякой войне, безусловно, имели место. Но они не носили массового характера, были единичными и не определяли общего характера взаимоотношений русских войск и населения бывшей Речи Посполитой.

Также представляет интерес рассмотрение двух важных моментов Польской кампании, вокруг которых разворачиваются главные обвинения ненавистников Суворова в его «варварстве» и «садистских наклонностях». Один из них — штурм Праги, предместья Варшавы на правом берегу Вислы, второй — взаимоотношения российского полководца с жителями столицы польского государства.

Прага усилиями французских советников была превращена в неприступную крепость и считалась совершенством военно-инженерной мысли того времени. Российским полкам пришлось преодолевать во время штурма под градом пуль и картечи три–четыре ряда укреплений, состоящих из рвов, волчьих ям и земляных валов. После этого они схлестнулись в рукопашном бою на улицах Праги с ее защитниками, которые превосходили наступавших в численном отношении. Практически каждый дом стал маленькой крепостью, откуда велся интенсивный огонь, в том числе и вооруженными мирными жителями. Многие солдаты Суворова были также свидетелями уничтожения своих товарищей, устроенного варшавянами 6 апреля 1794 года. Тогда за одни сутки убили, зарезали и растерзали в клочья 2.265 военнослужащих русского гарнизона. Российский историк Н. Костомаров так описал эти события: «Поляки врывались всюду, где только подозревали, что есть русские… искали и найденных убивали. Убивали не только русских. Довольно было указать в толпе на кого угодно и закричать, что он московского духа, толпа расправлялась с ним, как и с русским». Поэтому обоюдная жестокость и ярость на изломе человеческой психики во время штурма были неизбежны. Но в основном войска выполняли приказ Суворова по взятию пражского ретраншемента, последний пункт которого гласил: «В дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, — щадить; безоружных — не убивать; с бабами — не воевать; малолеток — не трогать. Кого из нас убьют — Царствие Небесное, живым — Слава! Слава! Слава!». Через несколько часов после начала штурма Прага пала. Поляки и весь мир испытали шок от столь умелых и решительных действий русских войск.

Необходимо подчеркнуть, что Суворов и здесь не изменил своим правилам и отпустил с миром 6.000 пленных польских солдат. Точно так же он поступал на протяжении всей кампании, отпуская домой захваченных в бою воинов под честное слово «больше не воевать против русских». Статс-секретарь Екатерины II дипломат Трощинский возмущенно по этому поводу писал: «… Граф Суворов оказал услуги… но зато уж несносно досаждает несообразными своими там распоряжениями. Всех генерально поляков, не исключая и главных бунтовщиков, отпускает свободно в их домы, давая открытые листы…».

После падения Праги руководство Речи Посполитой начало немедленные переговоры с Суворовым о перемирии. Условия капитуляции, продиктованные им, удовлетворили всех. Через некоторое время русские войска вступали в Варшаву под звуки флейт, гобоев, валторн и медных труб. Глава магистрата поднес Суворову позолоченные серебряные ключи, хлеб-соль и произнес краткую речь. Русский офицер Энгельгардт, будучи свидетелем тех событий, так описал триумф воинства России: «Улицы, по которым проходили победители, усыпаны были народом, восклицавшим: «Виват, Екатерина! Виват, Суворов!». Познавшие вкус победы проявили к побежденным высшую степень гуманности, что позволило не допускать никакого произвола по отношению к жителям Варшавы и способствовало полному окончанию сопротивления русским войскам на всей территории Польши. В знак признательности за благородство варшавяне поднесли Суворову золотую табакерку с лаврами из бриллиантов и надписью «Варшава своему избавителю».

Покорив Варшаву, Суворов стал, не будучи главнокомандующим русскими войсками в регионе, основным действующим лицом военной кампании России против повстанцев. И вину за третий раздел Речи Посполитой в 1795 году, окончательно похоронивший ее как великое государство, возложили полностью на Суворова. Формально, может быть, и верно. Но в действительности к своему закату Речь Посполитая шла несколько веков.

Ее гибель определялась целым рядом внутренних причин, которые и сформировали внешние условия для иностранного вмешательства. Многочисленные войны, до основания разрушавшие экономику страны, национально-освободительные выступления белорусского и украинского народов и, самое главное, некоторые особенности политического развития Речи Посполитой…

Генезис политической системы Польши имел ряд отличий от мировых тенденций того времени. Если в Европе процесс ограничения власти монархов, усиление роли общественности в государственном управлении шел на благо общества, то в Речи Посполитой он привел к разрушению государства. Так, выборы короля превратились в фарс с длительными периодами «бескоролевья», битвами и сражениями за своих претендентов на трон. Правило «либерум вето» парализовало работу высшего законодательного органа страны и подотчетного ему правительства. Всего с 1652-го по 1764 год из 55 было сорвано 48 сеймов Речи Посполитой. Разрешенные законом конфедерации и рокоши (вооруженные союзы магнатов и шляхты) стали источником внутренней напряженности, которая время от времени перерастала в боевые действия, сотрясающие страну.

Все это вело к ослаблению центральной власти, анархии и произволу, созданию условий для вмешательства в дела Польши со стороны Австрии, России и Пруссии в ответ на просьбы различных конфедераций о помощи и под предлогом защиты своих единоверцев (православных и протестантов). И для этого они, к сожалению, имели достаточно веские основания. Ибо слабость государственного управления приводила к неспособности центральной власти влиять на межконфессиональные отношения. Отсюда отношение в Речи Посполитой к диссидентам как к людям второго сорта. Известен случай, когда в 1767 году сейм утвердил в качестве закона положение «Объявлять врагом государства каждого, кто осмеливается сказать на сейме речь в защиту иноверцев».

Особенно страдали из-за различных притеснений православные. Являясь единоверцами жителей русских земель, имея с ними общий язык, письменность, они представляли препятствие для экспансионистских намерений Речи Посполитой по отношению к Московскому государству. Поэтому участь белорусского народа была предрешена: через смену веры, принятие польской культуры и польского образа жизни он должен был стать частью единого польского народа. Отсюда имели место запрещение православным занимать государственные посты, избираться в сейм и ряд других ограничений на законодательном, экономическом и бытовом уровнях.

Такая политика принесла свои плоды: знать Беларуси в XVIII веке фактически стала частью польской нации и противопоставила себя белорусскому народу. Силой и обманом завлекались в другую веру простые люди. По утверждению старшего научного сотрудника Института истории НАН Беларуси  Е. Филатовой, к 1772 году на белорусских землях осталась одна православная епархия — Белорусская с центром в Могилеве. Даже Софийский собор в Полоцке стал униатским. Для понимания масштабов содеянного необходимо отметить, что в 1385 году все население нынешней Беларуси было православным и только небольшая часть литовцев — язычниками, на нашей территории не было ни одного костела. При этом «основная работа» с жителями белорусских территорий (разрушение православных братств, принуждение к перемене веры предков, насаждение униатства, объявление польского языка государственным) была проделана с конца XVI по первую половину XVIII века. И уже к первому разделу Речи Посполитой белорусский народ находился на грани полной ассимиляции. А Конституция от 3 мая 1791 года и последовавший за ней закон от 20 октября этого же года, объявившие Речь Посполитую «единым и неделимым» государством, шансов белорусам не оставляли. Их мог спасти только внешний фактор. И победы великого русского полководца внесли значительный вклад в формирование этого внешнего фактора.

Суворов как верноподданный своей государыни, выполняя волю царского правительства, подавлял вооруженное восстание противников России. Но объективно он защищал белорусский народ и спасал белорусскую нацию от полной ассимиляции, гибели и забвения. Своими действиями Суворов всячески способствовал присоединению Беларуси к России. С точки зрения настоящего времени мы должны признать, что этот исторический акт для белорусского народа имел в целом положительный характер: он создал условия для сохранения нации. Его значение достаточно убедительно прокомментировал даже критически относящийся к россиянам белорусский ученый В. Акудович в своей книге «Код адсутнасці»: «Калі б ВКЛ… не страціла дзяржаўнасці да нашага часу, напэўна, сёння мы б не мелі знаку ні сучаснай беларускай нацыі, ні беларускай мовы… Інакш кажучы, яшчэ да таго, як на нашыя землі прыйшлі расейцы, мы ўжо былі грунтоўна скаланізаваныя палякамі… расейская экспансія якраз і вызваляла ВКЛ ды ліцвінаў-беларусцаў… з-пад польскай каланізацыі…».

Такова историческая правда о роли Александра Васильевича Суворова в событиях польских и на белорусской земле, подтвержденная фактами и свидетельствами очевидцев. Республика Беларусь как независимое, суверенное государство должна давать собственную оценку историческим явлениям, происходившим на ее земле.

Навязывание белорусскому народу существовавших в прошлом чуждых ему государственных образований в качестве «своих» лишает его исторического сознания, размывает процесс осознания белорусами себя как субъекта политико-исторических отношений. Жители белорусских территорий всегда сохраняли национальную идентичность и собственную историю, несмотря на то, что эти территории на протяжении семи с половиной столетий находились то в ВКЛ, то в Речи Посполитой, то в России, то в СССР. Они сумели сохраниться как нация, создать независимое государство. И белорусы сегодня твердо могут заявить: мы не поляки, не литовцы и не россияне.

Мы — белорусы! И это гордое слово не плод чьих-то измышлений, оно отражает сущность того мужественного, полного страданий и мук пути, который прошел наш народ во всемирной истории.

Об авторе

Евгений Подлесный родился в 1948 году в России. В 1950 году родители переехали на родину матери — в д. Новодворцы Слуцкого района. Окончил Минское суворовское военное училище (1967), Новосибирское высшее военно-политическое училище (1971), Военно-политическую академию (1979), Академию общественных наук при ЦК КПСС — Российскую академию управления (1992).

Службу проходил на должностях армейского политсостава — от заместителя командира мотострелковой роты по политической части до начальника политического отдела танковой дивизии. После провозглашения независимости Республики Беларусь служил в аналитических и воспитательных структурах Витебского областного военкомата, Министерства обороны и Военной академии Республики Беларусь. С 1997 по 2001 год был доцентом кафедры оперативного искусства Военной академии.

Полковник. Кандидат политических наук (1992). Автор 10 учебных пособий и ряда публикаций в периодической печати. Сфера научных интересов: военно-политическая аналитика и история.