Вот уже более века Ближний Восток и прилегающие к нему территории являются регионом повышенного интереса мировых лидеров: в1902 г. на территории Месопотамии (нынешние Ирак и Кувейт) обнаружили нефть, что впоследствии превратило этот регион полем битвы великих держав. С тех пор англо-американцы противостояли любой попытке вытеснения их с восточных земель: весьма наглядным подтверждением тому является проведенная в 1953г. западными спецслужбами операция «Аякс» по свержению премьер-министра Ирана М. Моссадыка, заявившего о намерении национализировать «Англо-иранскую нефтяную компанию», на что Тегеран имел полное право. Впоследствии такого рода методы приобрели важнейшее значение в арсенале мер обеспечения Вашингтоном своего доминирования в различных регионах мира.
Стремление к гегемонии на протяжении практически всей истории развития США характеризовало американскую внешнюю политику. В постбиполярную эру трансформации международных отношений у Вашингтона появилось множество возможностей для исполнения роли «мирового полицейского», осуществляющего курс на «обеспечение предсказуемости и стабильности» в мире. Безусловно, Ближний Восток не остался без внимания Белого дома, ведь еще в 1945г. Госдепартамент США охарактеризовал его как «неисчерпаемый стратегический источник энергии, который является одним из наиболее привлекательных трофеев в мировой истории».
1. Теоретические основы «арабской весны»
С развалом Советского Союза США стали проводить политику, подразумевающую расширение своего влияния под лозунгом распространения демократии. Дж.Буш-мл. продолжил этот курс, выступив в ноябре 2003г. с планом «реконструкции Большого Ближнего Востока» (ББВ). Данная инициатива предполагала проведение широкомасштабных демократических реформ в странах Ближнего и Среднего Востока и Северной Африки в обмен на значительную финансовую помощь Запада. Фактически это означало формирование нового политического строя в обширном регионе под пристальным контролем США.
В вопросе «продавливания» этой идеи среди арабских государств Вашингтон сделал ставку на Египет как на стратегического партнера в регионе. Однако Каир, а затем и остальные восточные столицы, заявили о неприемлемости плана ББВ, нарушающего национальный суверенитет стран и скрывающего под собой стремление Белого дома ко вмешательству в их внутренние дела. В качестве «оправдания» своей инициативы Вашингтон приводил тезис о нехватке демократических свобод, порождающей все проблемы региона, в том числе террористическую деятельность. В понимании Запада подобный «недостаток демократии» обуславливался главным образом, долгим нахождением у власти одного правителя, передачей ее «от отца к сыну», легким прогнозированием исходов выборов и т.п., что, со своей стороны, на протяжении многих десятилетий является политической традицией на Востоке. Поэтому источник проблем и радикализма в регионе страны видели не в классической восточной политической системе, а в активной политике Запада, прежде всего, США, проявляющейся в поддержке Израиля, во вмешательстве во внутренние дела ряда стран региона посредством военных кампаний и др.
Разумеется, целью плана «реконструкции Большого Ближнего Востока» было вовсе не диктуемое «миссионерской ролью» Америки желание помочь странам региона встать на путь развития демократических систем. Главным итогом американской инициативы должно было стать обеспечение Соединенным Штатам контроля над огромными запасами ресурсов, создание проамериканских режимов на Ближнем Востоке и Северной Африке и, соответственно, пресечение появления крупных региональных игроков. Стоит отметить, что последнее, в частности, вызывало небеспочвенные опасения Вашингтона. В Северной Африке на роль лидера претендовали Египет и Ливия; в БСВ Иран соперничал за первенство с Турцией; Сирия, стремящаяся к созданию региональных союзов, выступала с позиций панарабизма; Ирак, несмотря на сохраняющиеся санкции, усилил свои позиции в регионе в частности, не отрицая перспективу сближения с Ираном и Сирией, создав, таким образом, региональную ось «арабо-мусульманского возрождения». Именно Ирак стал первой жертвой реализации плана реконструкции ББВ, хотя и далеко путем мирного реформирования. Впрочем, апробация на Багдаде американской стратегии «смены режимов» Дж.Буша-мл. имела, с точки зрения США, исключительно «благие цели» – привнесение демократии в страдающий от тоталитаризма Ирак.
Опасаясь сближения стран региона Ближнего Востока, США не раз использовали тактику «разделяй и властвуй». Так было, например, во время ирано-иракской войны (1980-1988гг.), в ходе которой Вашингтон изначально поддерживал Ирак, опасаясь нарастания экстремистских настроений в Иране, а затем одобрил прямые поставки вооружения Тегерану с целью затягивания войны (она в результате серьезно ослабила обе стороны и замедлила разработки в ядерной сфере). Так же было и в 1990г., когда Ирак, заверенный в невмешательстве США в случае пограничных конфликтов, напал на Кувейт, а Вашингтон в то же время убедив Саудовскую Аравию в серьезной угрозе со стороны Багдада, получил возможность разместить свои войска в регионе в преддверии операции «Буря в пустыне» против Ирака.
Метод «разделяй и властвуй» полностью отвечает главной задаче опубликованного в 1997г. «Проекта нового американского века» («Project for the New American Centurу» — PNAC), которая звучит следующим образом: «обеспечить глобальную руководящую роль Америки, в том числе посредством подавления режимов, которые намерены наносить ущерб [американским] интересам и отвергают [американские] ценности». К слову, этот метод активно применялся и на постсоветском пространстве (например, в виде содействия США интеграционным образованиям, направленным на отдаление от России (ГУУАМ); приведения к власти в ряде стран проамериканских лидеров посредством «цветных революций», а также в стремлении Вашингтона не допустить сближения России с Европой, главным образом с Германией).
Издавна известный принцип «разделяй и властвуй» лежит в основе «стратегии непрямых действий», разработанной английским военным теоретиком Л.Гартом в первой половине ХХ в. и сводящейся к набору методов по реализации непрямых (косвенных) действий с целью выведения противника из равновесия и подрыва страны изнутри. Со Стратегией непосредственно связана и теория «управляемого хаоса».
Одним из ее авторов является политолог и стратег «цветных революций» Стивен Манн. «Управляемый хаос» представляет собой различные средства, за исключением военных, которые ослабляют государство посредством подрыва его экономических и политических возможностей. Согласно С.Манну, «создание «управляемого хаоса» является действенным инструментом обеспечения национальных интересов США, а потому Америка должна усиливать и эксплуатировать его». Логика сторонников данной теории весьма проста: основываясь на историческом опыте, можно сделать вывод о неустойчивости характера любой политической системы, исходящей из анархичности системы международных отношений в целом; однако в условиях демократического развития стремление к хаотизации снижается в силу самой сущности демократии. Соответственно, демократическая система является идеальной для поддержания мира в международных отношениях, а США как ведущая демократическая держава должны снижать уровень неустойчивости путем поддержания процессов трансформации авторитарных режимов в демократические, т.е.путем управления хаотизацией. Достаточно простое объяснение стратегии Вашингтона по сохранению своего лидерства на мировой арене, обосновывающее практику вмешательства во внутренние дела государства, в том числе – несиловыми методами.
Среди средств создания «управляемого хаоса» выделяются такие, как содействие развитию либеральной демократии, поощрение проведения рыночных реформ, способствование созданию разрыва в уровне жизнеобеспечения с целью порождения недовольства среди бедных слоев населения, вытеснение ценностей и идеологии и др. Все это явно или скрыто осуществляется американским внешнеполитическим курсом. Также теоретики указывают на четыре базовых принципа создания «управляемого хаоса». Во-первых, действия должны осуществляться при активном использовании новых технологий (например, «твиттерные революции» в странах Магриба) и носить стихийный характер. Во-вторых, оппозицию действующему лидеру необходимо создать из всех оппозиционных сил той или иной страны, вне зависимости от их идеологической направленности. В-третьих, для создания эффекта «силовой» природы протестующего движения крайне важно привлечь к нему так называемых «агентов влияния», т.е. представителей госаппарата и «силовых» структур. И, наконец, в-четвертых, создание многочисленных движений, объединяющих контингент из различных социальных слоев, фактически «политическую толпу», не довольную властью по разным причинам, при этом без выдвижения явных лидеров. Все эти шаги отчетливо проявляются в так называемой «арабской весне».
2. «Арабские революции» как пример «управляемого беспорядка»: факторы, особенности
Революционный пожар в странах Ближнего Востока и Северной Африки вспыхнул, с одной стороны, весьма неожиданно (из-за внезапности и молниеносного распространения), с другой – вполне ожидаемо (как реализация концепции реконструкции Большого Ближнего Востока через технологию «цветных революций»). Среди первых предполагаемых авторов восточных революций значились организация «Аль-Каида» и Иран. Однако оба эти варианта вскоре оказались неубедительными. «Аль-Каида», против которой не раз открыто выступал ливийский лидер М. Каддафи, действует на нелегальном положении в ряде арабских стран, наиболее активно — в Йемене. Безусловно, эту организацию не стоит полностью снимать со счетов, поскольку «арабская весна» принесла ей определенные дивиденды – «Аль-Каида» еще во время беспорядков в Ливии смогла закрепиться в этой стране. Однако ряд экспертов полагает, что мощь «Аль-Каиды» во многом мифологизирована ее последователями; на самом же деле организация, имея сетевую, а вовсе не жесткую вертикальную структуру, уступает по численности и влиятельности другим радикальным формированиям (например, региональным центральноазитским или организации «Джунд-Аллах», действующей в приграничном с Афганистаном и Пакистаном районе Ирана). В любом случае, очевидно, что «Аль-Каида» не обладает достаточными для поднятия волны революций финансовыми и ресурсными средствами, на что способно лишь государство. В этих условиях суннитские лидеры указали на Иран, ссылаясь на протестное движение в Бахрейне, как на пример «экспорта иранской революции»: против суннитского правительства на улицы вышло шиитское население страны. Однако из всего ряда попавших под революционную волну стран региона Бахрейн – скорее исключение. Возможно, в случае с этой монархией действительно имеется «иранский след», но у ИРИ также нет достаточных средств для организации протестов во всем регионе Ближнего Востока и Северной Африки. Поэтому авторство Тегерана в «арабской весне» весьма сомнительно. Кроме того, и сам Иран, по всей видимости, является одной из целей запущенных революционных волнений.
Внутренний фактор, безусловно, сыграл важную роль в «арабской весне». Регион Ближнего Востока и Северной Африки словно лоскутное одеяло – при всей внешней схожести, страны сильно отличаются друг от друга. Например, первая жертва революций – Тунис – представляет собой наиболее европейскую по менталитету страну арабского мира, хотя уровень жизни здесь и ниже, чем в абсолютной монархии Катаре, а Египет и Йемен беднее, чем Ливия. Однако во всех странах региона имелись и общие социально-политические и религиозные предпосылки. Множество исламистских формирований, партий и группировок, имеющих различную религиозно-политическую направленность и действующих на легальном или нелегальном положениях, оказывали определенное влияние на внутреннюю обстановку в странах региона.
Многолетнее правление лидеров, коррупция, значительная разница между доходами богатых и бедных, большая доля бедного и безработного населения стран встречали объективное недовольство со стороны появившегося значительного слоя образованной молодежи, которая, в частности, ввиду сырьевой структуры экономики ряда государств не могла найти себе работу по специальности. Эта же молодежь представляет собой весьма неспокойный пласт населения. Во-первых, наблюдается определенная «раздвоенность» в отношении к США: с одной стороны, Америка привлекает образованных молодых людей возможностью трудоустройства и демократической системой, соблюдающей права человека и гарантирующей свободу мнений. С другой стороны, политика США в регионе, агрессивное вмешательство в Ирак и Афганистан, открытая поддержка Израиля – все это вызывает негативное восприятие Америки арабской молодежью. Во-вторых, молодое поколение восточных стран весьма активно осваивает новые технологии, главным образом, Интернет. А он, в свою очередь, является не только глобальной социальной сетью, но и эффективным средством, влияющим на формирование взглядов молодежи, в том числе и политических. С этой точки зрения, возрастающее количество пользователей Интернета, попавших под неизбежное влияние модернизации и стремящихся к различным социально-политическим и культурным преобразованиям, несет определенную угрозу традиционным системам власти на Востоке. Поэтому молодежь и является основным двигателем революционного движения, на который могут сделать ставку внешние силы.
Именно на их участие указывает ряд особенностей «арабской весны». Согласно классической теории революций Дж.Дэвиса (J-кривая Дэвиса), недовольное социально-экономическим положением в стране население в силах самостоятельно поднять серьезное протестное движение. Однако разочарованности народа бывает явно недостаточно для свержения власти, поскольку государственный механизм, особенно при сильных вертикальных связях, способен вполне уверенно функционировать и без поддержки определенной (пусть и значительной) части населения. Примером этому могут послужить подхваченные массовые выступления в Бахрейне или Саудовской Аравии, которые не получили столь значимого освещения в прессе и были жестко подавлены восстановившими стабильность режимами. В этом состоит первая особенность «арабской весны» − «избранность» стран, павших под ударами «революционеров». Лидерами оппозиционных движений в двух вышеназванных странах не была получена поддержка со стороны Запада, и выступления быстро сошли на нет. В наиболее «пострадавших» же государствах – Тунисе, Египте, Ливии – события были широко освещены западными СМИ, в правдивости репортажей которых, впрочем, нет никакой уверенности.
Вторая особенность состоит в фактической «одновременности» возникновения революционных движений: менее чем за два месяца «полыхали» почти все страны региона, при том, что внутриполитические факторы в каждом отдельном государстве достаточно различались. Третьей отличительной чертой является весьма незначительный повод для разжигания революции – акт самосожжения местного жителя в Тунисе. Более того, такой нестандартный метод «несогласия» выбрали некоторые протестующие в Мавритании и Саудовской Аравии. Странность того факта, что подобное действие вызвало цепную реакцию во всем регионе заключается еще и в том, что любой способ самоубийства в исламе является тяжелейшим грехом и однозначно осуждается всеми исламскими религиозными деятелями. Четвертая особенность состоит в практически полном отсутствии серьезных политических и идеологических лозунгов. Все они, за небольшим исключением, сводились к фразе «Долой режим!», при том, что в условиях социально-политического хаоса в стране не было выдвинуто сильных лидеров, способных в полной мере заменить этот самый режим и возглавить государство. И, наконец, пятой особенностью является оказываемое на руководство стран давление со стороны Запада (будь то «демонизация» правительств в СМИ, или призывы официальных лиц западных демократий к отставке лидеров стран региона). Здесь также наблюдается явная «избранность» объектов давления («нажим» на глав Египта, Ливии, Сирии при отсутствии критики по вопросу прав человека в абсолютных монархиях – Саудовской Аравии, Бахрейне или Катаре).
Совокупность всех этих особенностей наводит на мысль о хорошем уровне скоординированности и спланированности событий «арабской весны». Она – слишком масштабное явление, чтобы быть простой чередой государственных переворотов. Учитывая специфику региона и опыт «цветных революций» (сценарии которых полностью соответствуют происходящим протестным движениям), можно сделать вывод о заинтересованности в хаотизации региона двух сил – Саудовской Аравии и США. При этом в данном случае необходимо отметить неотделимость действий первой от стратегии Вашингтона.
3. Авторы и цели хаотизации «Большого Ближнего Востока»
Саудовская Аравия на протяжении многих лет стремится к лидерству в регионе, что делает ее наиболее заинтересованной в свержении как шиитского режима в Иране, который имеет все шансы стать предводителем «исламского пробуждения» (конечно, при условии невмешательства во внутренние дела ИРИ), так и ярких суннитских вождей, претендующих на главенствующую роль в арабском мире. Протестные движения в самой Саудовской Аравии, возможно, представляли собой события для «отвода глаз», особенно учитывая их незначительность и быстрое подавление. Саудиты, стремящиеся к формированию «халифата» под своим началом, являются не только основной силой, продвигающей радикальный ислам в регионе, но и финансируют деятельность исламистских движений, в том числе тунисской партии «Эннахда» и организации «Братья-мусульмане». Впрочем, Эр-Рияд уже не одно десятилетие выступает в качестве проводника американской внешней политики в регионе. Поэтому жесткое подавление протестных выступлений в Саудовской Аравии было поддержано Вашингтоном – при уходе королевской династии присутствию США на Ближнем Востоке будет нанесен сильнейший урон.
Саудовская Аравия является весьма заинтересованной стороной в реализации «арабской весны», однако средствами и методами для запуска столь масштабной революционной волны обладает лишь одно государство – Соединенные Штаты Америки.
Применив тактику «управляемой хаотизации» региона Ближнего Востока и Северной Африки, Вашингтон стремится к достижению ряда определенных целей.
Во-первых, реализация плана реконструкции Большого Ближнего Востока (не важно – мирным или революционным способом) – это, по сути, важный шаг на пути изменения миропорядка по сценарию Вашингтона. Яркие руководители ряда стран региона (Мубарак в Египте, Каддафи в Ливии, клан Асадов в Сирии) являются «лидерами ХХ в.», создавшими устойчивые авторитарные режимы и не всегда играющими «по правилам» Запада. Так, практически все они не раз открыто выступали против агрессивной политики США в регионе, а некоторые, как например М. Каддафи, призывали к объединению арабского мира (в частности, посредством создания единой валюты, не привязанной к американскому доллару). «Арабская весна» фактически является продолжением реализации плана «реконструкции ББВ». Очевидно, что лидер богатой Ливии М. Каддафи был основной целью в регионе Северной Африки. Однако начало революционной волны именно в этой стране выглядело бы неправдоподобно, поэтому более бедные Тунис и Египет послужили своего рода плацдармом для разгрома Ливии. Свержение глав государств, претендующих на лидерство в регионе, дало возможность Вашингтону еще больше расколоть арабский мир с целью его лучшей управляемости. При этом стоит отметить, что отношения со значившейся некогда «террористической» организацией «Братья-мусульмане» американские спецслужбы и Госдепартамент стали налаживать еще в 2010г. По словам официального представителя Госдепартамента США Марка Тонера, «учитывая изменчивую природу политической ситуации в Египте, диалог со всеми миролюбивыми египетскими партиями, приверженными принципам демократии и отказа от насилия, укладывается в рамки наших национальных интересов. И в этом плане США продолжат развивать связи с организацией «Братьев-мусульман». В нынешней ситуации Вашингтону выгодно видеть в данной структуре «миролюбивую и демократическую» партию, отношения с которой (политическая поддержка, финансирование) помогут ему еще больше закрепиться в регионе.
Во-вторых, «арабская весна» могла быть определенным демаршем против Европы: тысячи мигрантов и беженцев, возможное увеличение цен на нефть (особенно в случае раскачивания стабильности в Иране) – все это лишь напряжет экономику Германии и Франции как локомотивов ЕС и усугубит затягивающийся кризис еврозоны. В этом же контексте важную роль играет и присоединение ряда европейских стран к эмбарго на импорт нефти из Ирана (хотя это серьезно бьет по экономике, в частности Греции, в импорте которой иранская нефть составляет порядка трети от всех поставок). «Арабская весна» привела к увеличению беженцев из охваченных революцией стран: согласно европейским источникам, число граждан Туниса, ходатайствующих о предоставлении политического убежища, увеличилось в2011 г. с 900 до 7 тыс. 900 человек. Существенно выросло число желающих получить пристанище среди граждан Ливии и Сирии. В Германии число беженцев составило 53 300 человек, в Италии – более 34 тыс. Такая ситуация может осложнить и без того крайне непростое этно-конфессиональное положение в ряде европейских стран.
В-третьих, «управляемый хаос» в арабском регионе имеет целью, как это ни банально, получение свободного доступа и контроля над огромными запасами энергоресурсов: одна только Ливия обладает свыше 46 млрд. барр. нефти, при этом серьезно уступая по запасам Кувейту, Ираку, Ирану или Саудовской Аравии.
В-четвертых, в данном контексте весьма важен фактор Китая. Пекин активно развивает связи со странами региона, главным образом, в экономической сфере: к концу 2011г. товарооборот составил около $200 млрд. До начала революции китайские строительные компании в Египте имели незавершенные контракты на $1,85 млрд.; в Ливии ими в это же время реализовывались контракты на подрядные работы общим объемом в $18,8 млрд. Экономические потери Китая от «арабской весны» составили десятки миллиардов долларов и, вероятно, будут увеличиваться по мере ухудшения обстановки в регионе. Кроме того, Пекин зависит от восточной нефти – около трети поставок «черного золота» приходится на страны этого региона. При этом порядка 20% энергоресурсов Китай импортировал из Ирана (в марте 2012г. Пекин сократил импорт сырой нефти из Ирана более чем в два раза вследствие затянувшихся переговоров с Национальной иранской нефтяной корпорацией (NIOC) по поводу коммерческих условий поставок). Таким образом, Иран на определенном этапе является целью: в случае расшатывания внутренней обстановки или начала войны в стране Вашингтон не только добьется остановки ядерной программы, но и получит рычаг давления на интенсивное экономическое развитие Китая. Альтернатива стабильных поставщиков у Пекина не велика – Саудовская Аравия, так же как и Кувейт, действуют в фарватере внешней политики США; кроме того, в случае полного вытеснения иранской нефти саудовской может произойти дисбаланс на нефтяном рынке: свободные запасы нефти, которые можно будет вывести на рынок в случае форс-мажора будут сильно лимитированы. Пекин вряд ли пойдет на такой риск. Ангола, Венесуэла или Канада расположены далеко, к тому же львиная доля экспорта двух последних поступает в США, несмотря на демагогию о необходимости диверсификации импортеров. Россия и Казахстан играют возрастающую роль в энергетической сфере Китая, однако Пекин не застрахован от сложностей с поставками (например, в2011 г. Казахстан снизил добычу из-за забастовок рабочих, и Китай начал искать новых поставщиков).
По словам сенатора Дж.Маккейна, конечными пунктами организуемых американцами «цветных революций» должны стать Москва и Пекин, которые являются помехами на пути корпоративно-финансовой элиты США к мировому господству. Об «антикитайской» направленности «арабской весны» можно судить и по словам Госсекретаря США Х.Клинтон в статье под названием «Азиатско-Тихоокеанский век Америки»: «Маски сняты, США намерены открыто препятствовать росту экономического и политического влияния Китая в мире». При этом методы «сдерживания» Пекина практически не ограничены: от создания марионеточных проамериканских режимов в АТР, до реализации «управляемого хаоса» на Ближнем Востоке и Северной Африке с целью ограничения влияния и экономического развития Китая.
И, наконец, в-пятых, «арабская весна» носит и «антироссийский» характер. В результате революций в ряде стран региона сменились дружественные Москве режимы, что повлекло за собой не только изменение тональности отношений, но и вытеснение России с рынков вооружения этих государств. На очереди и традиционный партнер Москвы – Сирия, стабильность в которой Россия вот уже несколько месяцев старается отстоять в СБ ООН. Именно это, в свою очередь, является «красной тряпкой» для пришедших к власти с восточных странах радикальных организаций. Так, например, сирийское отделение «Братьев-мусульман», поддерживаемое египетским «центром», назвало Россию, Китай и Иран «пособниками в убийствах мирного населения страны», обвинив их в политической поддержке режима Башара Асада и поставках оружия. При этом не стоит забывать, что сама организация «Братья-Мусульмане» в конце 1990-х гг. активно поддерживала чеченских боевиков; в настоящее время она также старается распространить свое влияние, привнося элементы «политического ислама», в мусульманских регионах России (на Северном Кавказе, в Татарстане). Опасность состоит и в том, что организация, в идеологии которой очень велика связь с ваххабизмом, оказывает влияние и на исламистские структуры Средней Азии (например, на «Исламистское движение Туркестана»). Противостоять идеологически мотивированным, неструктурно организованным движениям, ведущим подрывную деятельность, крайне сложно.
Падение режима Асада приведет к минимизации реального присутствия России в Регионе. Вероятная война в Иране, что является звеном в цепи «арабских революций», выведет из окружения Москвы в целом лояльного, сильного регионального партнера, вызовет волну беженцев, стремящихся укрыться в закавказских республиках и России, а также лишит ее возможного сотрудничества с Тегераном в энергетической сфере, в которой она до сих пор остается конкурентоспособной.
Таким образом, «арабская весна» носит явный многоцелевой характер. Тактика «управляемого хаоса» в восточном регионе являет собой реализацию плана борьбы США за статус сверхдержавы, поскольку в условиях появления ряда перспективных центров влияния Вашингтон не в силах контролировать весь мир. Кроме того, в контексте глобального финансового кризиса Америке важно обеспечить свое мировое лидерство. «Управляемый хаос» позволяет создать в стране-жертве такую ситуацию, при которой необходимо проведение т.н. «гуманитарной интервенции», т.е. фактически войны (как, например, в Ливии). Идея решения финансовых проблем за счет войны абсолютно не нова. Кроме того, еще в 2011г. экономист Пол Кругман заявил, что для экономической «выживаемости» США необходимо наращивание государственных расходов, что может произойти только в условия большой войны. Америка дискредитировала демократический характер «арабской весны», проигнорировав жестокое подавление выступлений в Бахрейне и Саудовской Аравии и поддерживая исламистов в Тунисе и Египте. Но разве это важно для Вашингтона, когда на кону стоит возможность управлять миром по американскому сценарию?
