Этот год для российского ТЭКа выдался крайне непростым: сначала отрасль столкнулась с санкционным давлением, проблемами с “Северными потоками”, затем — с эмбарго Европы и потолками цен на нефть и газ. При этом, хотя многие прогнозировали серьезное падение российской добычи и экспорта, на деле пока все оказывается не так страшно. За счет чего это удалось сделать, как нефтегазовая отрасль России будет справляться с вызовами, в какие страны проложат новые трубопроводы, и как скоро будет создана российская технология сжижения природного газа в интервью ТАСС рассказал вице-премьер России Александр Новак. Он подвел итоги работы отрасли в 2022 году и обозначил перспективы.
— Александр Валентинович, говоря об итогах года в ТЭК, сложно обойти вниманием санкционную тему. Несмотря на то, что весной многие пророчили скорый коллапс нефтегазовой отрасли России, страна смогла приспособиться к новой ситуации. За счет чего это удалось сделать?
— Российский ТЭК живет под санкциями еще с 2014 года. Но тогда не было ограничений на поставки ресурсов на мировые рынки, и ситуация развивалась более рыночным путем. В этом же году мы столкнулись с фактическим запретом на поставки в недружественные страны.
Если говорить про нефтяную отрасль, то на пике, в марте-апреле, мы видели падение добычи где-то на 1,2 млн баррелей в сутки. Однако затем энергетическая отрасль оправилась от шока начала года. Наши компании выстроили новые логистические цепочки реализации нефти и нефтепродуктов и уже в мае-июне восстановили добычу до уровней января-февраля, которые сохраняются и сейчас — это около 10 млн баррелей в сутки.
С конца февраля мы провели ряд совещаний у президента России Владимира Путина, где были проанализированы риски и даны соответствующие поручения. В результате была обеспечена новая конфигурация логистических цепочек, организована быстрая и слаженная работа органов федеральной власти под руководством премьера Михаила Мишустина в связке с отраслевыми компаниями и законодателями, которые оперативно рассматривали инициативы правительства и отрасли.
— Как мы знаем, впереди отрасль ждут новые испытания, новые эмбарго…
— Вызовы появляются каждый день. Запад, видя, что мы справляемся, вводит новые ограничения. Однако это все бумерангом отражается и на них: растет инфляция, замедляется развитие экономики.
Последнее решение о введении потолка цен на газ еще раз показывает, что западные коллеги руководствуются не экономическим здравым расчетом, а лишь заигрывают со своими избирателями. Они получают сиюминутные выгоды, но исключительно политические, не экономические. Если же говорить о долгосрочных перспективах, то такими решениями они провоцируют глубокий долгосрочный кризис, дестабилизацию в Европе
Многие западные нефтегазовые компании уже с опаской смотрят на все эти процессы и вместо инвестиций выводят средства в виде дивидендов. В будущем это приведет к тому, что в результате снижения объемов инвестиций энергоресурсов в ЕС станет не хватать, мир столкнется с дефицитом и с новым витком кризиса.
— Как скоро это может произойти?
— В среднесрочной перспективе. В течение 5-10 лет мир столкнется с серьезными проблемами. Больше всего это затронет Европу, так как они уменьшили импорт российского газа и ориентируются сейчас на СПГ и рост собственной добычи, который кратковременно произошел в Норвегии и Великобритании. Однако ресурсы там очень ограничены, и это увеличение не будет долгосрочным. Если говорить про СПГ, то здесь тоже нет гарантий. При увеличении потребления в азиатско-тихоокеанском регионе Европа также неминуемо столкнется с дефицитом.
— Почему же тогда сейчас Европа не испытывает особых проблем с объемами газа?
— В этом году сыграли два позитивных для них фактора. Локдауны в Китае сдержали рост спроса, а теплая погода снизила в Европе объемы потребления. Однако даже несмотря на это, европейцам пришлось сократить потребление газа в этом году на 40-50 млрд кубометров газа за счет закрытия предприятий по производству удобрений, газохимии, металлургии. И это только начало европейского кризиса энергообеспеченности.
— Впереди у нас новый вызов: эмбарго на нефтепродукты, также мы ощутим эффект от аналогичной меры по нефти. Уже сейчас мы видим рост скидки на Urals, которая уже выше $30 за баррель. В 2023 году снова произойдет адаптация или на этот раз справиться уже будет сложнее?
— Пока мы видим, что в 2023 году будет много неопределенностей, связанных с работой на внешних рынках. Однако очевидно, что наш продукт востребован на международном рынке. Конечно, удлиняются маршруты, поэтому дисконт и стал выше, чем месяц назад. Такую же ситуацию мы наблюдали в марте-апреле, когда дисконт резко увеличился, а потом двукратно сократился в течение порядка четырех месяцев. В этот раз ситуация будет похожа, и я думаю, что диспаритет сгладится после стабилизации новых логистических цепочек.
— Как скоро это произойдет?
— Я думаю, что несколько месяцев. В прошлый раз на стабилизацию новых логистических цепочек потребовалось около четырех месяцев, в этот раз будет примерно столько же.
— На добыче новое эмбарго сильно отразится?
— Не исключаю, что в 2023 году будут риски снижения добычи в определенные периоды. Возможно, на пике мы сократим ее на 7-8%. Однако в целом по году мы добудем не менее 490-500 млн тонн. Но, повторюсь, многое будет зависеть от логистики.
— Есть мнение, что эмбарго ЕС по нефтепродуктам может оказать большее влияние, чем по нефти…
— Европа была для нас основным рынком сбыта нефтепродуктов. Посмотрим, какие решения они в итоге примут. Пока для нас непонятно, чем они заместят наше топливо. Возможно, они будут вводить исключения, как это было с нефтью, когда под ограничение не попали трубопроводные поставки, перерабатывающие заводы Болгарии, Чехии, Словакии.
Даже Германия и Польша, которые объявляли, что они откажутся от российской нефти, подали заявку на прокачку на 2023 год
— Германия сообщила, что они имели в виду казахстанскую нефть…
— В заявках не указано, какая именно это будет нефть.
— Как изменится рынок нефтепродуктов России после введения эмбарго?
— Мы просчитали разные сценарии, в том числе с сохранением текущего соотношения экспорта нефти, добычи и переработки. В случае, если возникнут проблемы с реализацией нефтепродуктов, нефтепереработка в каком-то объеме может быть замещена дополнительными объемами экспорта нефти.
— С какими результатами по добыче и экспорту основных видов энергоресурсов мы подходим к 2023 году?
— По предварительным данным Минэнерго, в этом году, несмотря на давление на отрасль, мы увеличим добычу нефти примерно на 2% по сравнению с 2021 годом — до 535 млн тонн. Экспорт вырастет на 7,5% — до 242 млн тонн. Первичная переработка нефти снизится на 2,9% — до 272 млн тонн, при этом производство автомобильного бензина вырастет на 4,2% — до 42,5 млн тонн, выпуск дизельного топлива — на 5,9%, до 85 млн тонн. Таким образом, даже при сниженном объеме нефтепереработки мы получим больше высококачественных продуктов.
Что касается газа, то его добыча и экспорт вынужденно упадут. Добыча газа по итогам года будет на 12% меньше, чем в 2021 году, а экспорт снизится примерно на четверть. Это связано в первую очередь с остановкой работы экспортной инфраструктуры. При этом производство и экспорт СПГ вырастет более чем на 8,7%.
Добыча угля ожидается в текущем году на уровне 2021 года, при этом экспорт снизится на 8,4%, а потребление угля на внутреннем рынке вырастет на 6,8%.
— Какие показатели по электроэнергетике?
— Здесь мы наблюдаем рост производства и потребления электроэнергии на 0,8% и 1,6% соответственно.
— Вы говорили, что мировой рынок недоинвестирован. Нет ли опасения, что и российский ТЭК может постичь такая же судьба с учетом роста налоговой нагрузки на отрасли в 2023 году?
— Мы таких предпосылок не видим. Даже в сложном 2022 году мы нарастили инвестиции в нефтедобычу. По данным за 10 месяцев, они составили 1,4 трлн рублей, а за весь прошлый год — 1,5 трлн рублей. То есть до конца года цифра явно будет больше. Что касается газовой отрасли, то инвестиции только “Газпрома” по итогам 2022 года ожидаются в объеме почти 2 трлн рублей, а в 2023 году ожидается рост до 2,3 трлн рублей.
Сейчас в России идут процессы диверсификации маршрутов, замещения добывающих мощностей, реализуется большое количество крупных инвестиционных проектов.
— В этом году на рынке газа в ЕС мы наблюдали взлет цен, отказы ремонтировать турбины “Северного потока”, диверсии на трубопроводах. Сохраняется ли еще возможность для возвращения российского газа на рынок Европы, или же Россия окончательно свернула на Восток?
— Европейский рынок остается актуальным, так как дефицит газа сохраняется, а у нас есть все возможности для возобновления поставок. Например, незадействованным остается трубопровод “Ямал-Европа”, остановленный по политическим мотивам. У нас также на полную мощность работает “Турецкий поток”, украинский маршрут поставляет в Европу 42 млн кубометров газа в сутки — около 1/3 от прописанных в контракте объемов по перекачке.
Сейчас также обсуждается реализация дополнительных объемов поставок газа через Турцию после создания там хаба. Сейчас идет активная работа со странами, которые примут участие в реализации этого проекта, а также с нуждающимися в российском газе потребителями.
— Много желающих?
— Заявки от европейских потребителей по увеличению поставок газа идут постоянно, то есть на сегодняшний день можно уверенно говорить, что спрос на наш газ есть. Поэтому мы продолжаем рассматривать Европу как потенциальный рынок для сбыта нашей продукции. Понятно, что против нас развернулась масштабная кампания, которая завершилась диверсионными актами против “Северных потоков”.
Даже сейчас этот рынок не закрыт. Например, в этом году мы смогли значительно нарастить поставки СПГ в Европу, за 11 месяцев 2022 года они выросли до 19,4 млрд кубометров, по итогам года ожидается 21 млрд кубометров.
— Ремонт “Северных потоков” еще возможен?
— Специалисты, которые занимаются такими вопросами, говорят, что технические возможности есть, но это требует денег, времени. Пока расследование не закончено, сложно сказать, когда будет восстановлена эта инфраструктура и сколько это будет стоить. Пока же операторы газопроводов — Nord Stream AG и Nord Stream 2 AG — не допускаются к информации, которую компетентные органы европейских стран получают в ходе расследования.
— Кроме Европы, какие еще страны потенциально могли бы покупать российский трубопроводный газ?
— Если говорить о трубопроводном газе, то основной потребитель — это Китай. С учетом уже намеченных проектов поставки могут составить 100 млрд кубометров в год. Возможно и увеличение экспорта газа через Турцию. Также мы обсуждаем с нашими партнерами из Казахстана, Узбекистана рост поставок газа на их внутренний рынок, так как у них увеличивается потребление.
Если говорить о более глубокой перспективе, то это экспорт газа в Афганистан, Пакистан: либо с использованием инфраструктурных проектов Средней Азии, либо свопом с территории Ирана. То есть мы будем получать их газ на юге страны, а в обмен поставлять газ на север для иранских потребителей.
— С Азербайджаном свопы обсуждаете?
— С Азербайджаном есть договоренность об увеличении наших поставок, так как у них пока еще есть дефицит газа. В дальнейшем, когда они увеличат добычу газа, мы сможем обсудить и свопы.
— Реально ли России в новых условиях реализовать планы и задачи энергостратегии по СПГ, учитывая, что в стране пока нет своей технологии крупнотоннажного сжижения газа?
— Сейчас увеличение производства СПГ в России стало еще более актуальным, так как его можно поставлять в разные уголки мира и не зависеть от какой-либо страны. В ближайшее время рассчитываем увеличить производство до 64 млн тонн в год, а до 2035 года выйти на уровень 100 млн тонн.
Что касается крупнотоннажного СПГ, то с 2014 года мы занимаемся импортозамещением СПГ-технологий, субсидируем создание оборудования. Уже сейчас есть российская технология сжижения “Арктический каскад” на заводе “Ямал СПГ” мощностью 1 млн тонн. В дальнейшем ее можно довести до 2-3 млн тонн. Параллельно идет разработка оборудования мощностью 5-6 млн тонн структурами “Росатома”, “Новатэка” и “Газпрома”.
Идет в том числе работа по созданию российских теплообменников для крупнотоннажного СПГ. Когда они их сделают — тогда можно будет сказать, что в России появилась собственная технология крупнотоннажного СПГ.
— В этом году мы видим попытку создания картеля потребителей нефти. Насколько это приемлемо для экспортеров нефти?
— Наши коллеги по ОПЕК+ уже озвучивали, что это неприемлемо для рынка.
Когда потребители начинают вмешиваться в рыночную экономику, это приводит только к дисбалансу
— Могут ли такие действия потребителей стать фактором сплочения стран-экспортеров нефти?
— Сплоченность была и есть. Но она базируется на понимании того, что происходит на рынке. На нее влияют разные факторы, один из них — это санкции.
— Еще одним важным событием этого года стал запуск российского механизма страхования нефтяных танкеров. Насколько успешно удалось его применить?
— Эти меры по поручению президента мы начали готовить превентивно. В итоге смогли докапитализовать Российскую национальную перестраховочную компанию, провели работу с дружественными странами. В целом же проблемы в этом направлении еще есть, но они решаются. Как вы видите по статистике, экспорт идет.
— Какую долю сейчас занимают российские страховые компании?
— Могу сказать только, что они увеличили объем, и их доля значительно больше, чем она была до усиления санкций.
— Расширение инфраструктуры также рассматривалось в качестве важной меры противодействия санкциям. Каких успехов удалось достичь в этом направлении?
— Это тоже было одно из поручений президента. Мы готовили эти меры на случай возможного эмбарго на трубопроводную инфраструктуру, чтобы перенаправить поставки по морю. Сейчас у нас имеются свободные портовые мощности на перевалку 35-40 млн тонн грузов, идет работа по их расширению.
— Когда будут завершены работы?
— В течение ближайших трех лет.
— После расширения инфраструктуры как сильно изменится ее пропускная способность в альтернативных Западу направлениях?
— По нефти к 2025 году вероятно увеличение экспорта до 260 млн тонн, также за счет стран АТР. По газу реализация таких проектов, как “Сила Сибири”, Дальневосточный маршрут, позволят уже к 2025 году нарастить поставки газа на восток до 48 млрд кубометров, а к 2030 году — до 88 млрд.
— Еще одно направление, над которым работало правительство — ведение торговли энергоресурсами в национальных валютах. Как сильно выросла их доля в 2022 году?
— Если в начале года этот маховик очень тяжело раскачивался, то уже буквально через несколько месяцев он стал обыденной историей, и мы стабильно начали торговать в национальных валютах. “Газпром”, например, полностью перевел оплату газа “Силы Сибири” в юани и рубли на паритетной основе. Увеличивается также торговля в индийских рупиях, турецких лирах, российских рублях.
Постоянный приток поступлений национальных валют придает уверенности рынку. В начале года мы сталкивались с проблемой — было не очень понятно, что делать с этой валютой и куда ее девать. В настоящий же момент она торгуется на бирже и обеспечивает взаимный товарооборот. Поэтому в дальнейшем доля операций в нацвалютах будет только расти.
— Сейчас цены на уголь, нефть, газ находятся на довольно высоком уровне. Является ли это долгосрочным трендом, или они опять могут упасть до довольно низких уровней?
— В настоящий момент мы наблюдаем, скорее, тренд на волатильность. По нефти мы видели двукратные колебания от $65 до $130 за баррель. По газу ситуация аналогична. Цена доходила до $4000 за тыс. кубометров, сейчас она составляет около $1000.
Многое в динамике будет зависеть от температуры этой зимой, но в ближайшей перспективе они останутся высокими из-за дефицита. Я не вижу за счет чего цены могли бы вернуться на уровни начала 2021 года — $200-250 за 1 тыс. кубометров.
— А по нефти?
— Здесь тоже повысилась волатильность, цена находится в пределах определенного диапазона. Скачков мы не видим.
— Раньше многие были уверены, что цена больше никогда не поднимется выше $50-60, а бюджет России вообще был сверстан под $40.
— Когда озвучивали такие прогнозы, то никто и предположить не мог эти безумные действия западных политиков. В феврале вступит в силу эмбарго на поставку российских нефтепродуктов в Европу, посмотрим, какие цены там будут на дизель.
— В этом году в России сложилась уникальная ситуация, когда розничная цена бензина и дизеля росла в разы ниже инфляции. Стоит ли ожидать, что ситуация сохранится и в 2023 году, не будут ли компании догонять упущенную прибыль?
— Наша стратегическая задача — удерживать рост цен на нефтепродукты на внутреннем рынке не выше инфляции. В этом году эта задача была перевыполнена. Бензин при инфляции в 11,1% подорожал всего на 0,6%, дизель — на 8,4%.
В следующем году вместе с ФАС мы будем внимательно следить, чтобы рост цен не превышал инфляцию. Для этого у нас есть демпфер — уникальный инструмент, который сглаживает колебания мировых цен.
— Как вы оцениваете шансы ренессанса зеленой повестки, которая сейчас заметно приутихла, и нового витка энергоперехода?
— Зеленая повестка никуда не делась, по результатам этого года только в возобновляемые источники энергии будут вложены во всем мире рекордные $1,4 трлн. Однако, действительно, мы видим, что изменился подход к зеленой повестке. Если раньше ее рьяные сторонники говорили, что нужно в кратчайшие сроки запретить работу угольных электростанций, инвестирование в нефтегазовые проекты, то теперь позиция стала более взвешенной.
На мой взгляд, зеленая повестка осталась, но она будет более плавной. Нужно отдавать себе отчет, что от этой истории никуда не денешься. Доля возобновляемых источников энергии будет расти, как в свое время уголь стал замещать нефть, а ее — газ. Что касается углеводородов и угля, то сейчас их доля в мировом энергобалансе примерно 82%. И она в любом случае останется доминирующей в течение как минимум ближайших десятилетий.
— Если подытожить все вышесказанное, как вы думаете, реально ли Россию когда-либо отрезать от мировых поставок нефти, газа и угля, как это частично сделали с Венесуэлой и Ираном? Хватит ли нам устойчивости, чтобы гарантировать, что этого не произойдет?
— Россия является крупнейшим энергетическим игроком (это 20% мирового экспорта газа, более 20% нефти) и является третьими в мире по поставкам угля. К тому же мы еще занимаемся нефтехимией, по-прежнему хотим стать крупными игроками на мировом рынке водорода и не отказались от планов по его экспорту. Мы развиваем традиционную и новую энергетику, обладаем уникальными компетенциями в сфере атомной энергетики, технологиями и опытом, которых нет ни у кого в мире.
Очевидно, что потребление энергоресурсов в дальнейшем будет только расти, поэтому я не могу себе представить, как мировая экономика обойдется без наших энергоресурсов. Нас некому заместить, это невозможно. Более того, я не вижу мир без нашего участия, наших компетенций. В этом плане мы оптимистичны и ставим перед собой только амбициозные задачи.